На корабле, помимо экипажа, было полно народу — больше двухсот человек, по приблизительным подсчетам, — все паломники, которые собирались отпраздновать Пасху в местах, где Иисус умер, а потом воскрес. Джованни взял миску, ложку и толстое шерстяное одеяло, стоимость которых входила в плату за путешествие, и устроился на носу корабля. Он кивнул соседям, сел, привалившись к бортовому ограждению, и почти сразу же заснул, измученный долгой скачкой.
Трехмачтовое судно медленно продвигалось вперед. Подгоняемый попутным ветром, корабль на хорошей скорости прошел вдоль побережья Италии до оконечности Апулии и, миновав полуостров Пелопоннес, оказался в открытом море, но тут заштилело. Стояла прекрасная, мягкая погода. Джованни подружился с паломником по имени Эмануил. Тот был родом из Фландрии, и ему пришлось пересечь всю Европу, чтобы добраться до Анконы. Эмануил давно вдовствовал и дал обет совершить паломничество в Святую землю после того, как его единственная дочь двадцати лет едва не умерла при родах. Он вверил свое дело заботам зятя и по меньшей мере на полгода покинул родину. Джованни не стал говорить ему об истинной цели своего путешествия. Как он мог признаться человеку, мечтающему вознести молитвы в местах, где жил Иисус Христос, что направляется в Иерусалим, чтобы убивать?
На девятый день пути капитан возвестил пассажирам, что корабль находится неподалеку от берегов Крита. Упоминание об этом острове словно задело струну в сердце Джованни; он вспомнил ужасный год, проведенный на венецианской галере, кораблекрушение и свое чудесное спасение. Он вновь подумал о том, как обратился к Господу перед иконой Богоматери с младенцем. Джованни открыл тогда для себя любовь Иисуса и Его матери, и благодать снизошла в его душу. На какой-то миг ему захотелось помолиться, но воля его была тверда. «Нет, — сказал он сам себе, запирая дверь своего сердца на замок, — Бога нет. Добрый Господь не оставил бы несчастного Ефрема в отчаянии. Добрый Господь не позволил бы, чтобы моих друзей, прекрасных душой, замучили, прикрываясь Его именем. Иисус умер на кресте, и Его самопожертвование всегда будет волновать людей, но не спасет их. Нет ни воскрешения, ни искупления, ни вечной жизни. Только нелепость бытия, в котором радость и злодейство существуют бок о бок». Джованни решил, что отныне он отвергает не только библейского Бога и божественную природу Христа, но и платонические понятия красоты, истины и добра. Конечно, природа предлагает немало примеров прекрасного. Несомненно, в человеческом сердце может таиться стремление к добру, которое Иисус и другие выдающиеся личности пытались освободить. Вероятно, человеческий разум тянется к познанию и истине. Но зло, заблуждения и жестокость так же сильны в этом мире, а может, еще сильнее. Джованни уже не мог согласиться с тем, что Высшее Благо создало мир и теперь управляет им. Не менее нелепой, по мнению Джованни, была вера в существование двух противоположных Божественных начал, источника Добра и источника Зла, которую исповедовали манихеи и катары. Юноше не осталось ничего другого, как верить в людей и надеяться на них, что, учитывая сложившиеся обстоятельства, ввергло его в глубокое уныние.
Мысли Джованни медленно двигались в такт равномерному покачиванию корабля, когда вдруг впередсмотрящий воскликнул:
— Справа по борту парус!
Те, кому было лучше видно, заметили на горизонте точку. С каждой минутой она становилась все больше, это означало, что незнакомый корабль направляется в их сторону. Однако он был еще слишком далеко, чтобы определить его принадлежность или намерения.
— Только бы не пираты! — воскликнул Эмануил, не отводя взгляда от маленькой черной точки.
— Особенно не берберские! — поддержал его Джованни, вспомнив, что случилось с Еленой и Джулией.
— Пусть уж лучше берберские, чем другие, — заметил моряк, стоявший неподалеку. — По крайней мере, нам сохранят жизнь — продадут в рабство.
— Если же это пираты-христиане, — сказал Эмануил, — то они отпустят нас с миром.
— Нет, если это французы, — возразил моряк. — Они заключили союз с берберскими пиратами и договорились атаковать корабли, которые плавают под флагом Священной Римской империи. — Он сплюнул за борт и продолжил: — Сегодня вторник, день Марса… дурной знак.
Стояла безветренная погода, на торговом корабле не было гребцов, и потому он не мог уйти от таинственного судна, которое явно направлялось к нему. Чем ближе оно подходило, тем сильнее волновались моряки.
— Трехмачтовое судно! — снова крикнул впередсмотрящий.
— Смотрите, как быстро оно движется, хотя ветра нет! — произнес моряк рядом с Джованни. — На нем, должно быть, много гребцов.
Он снова сплюнул за борт.
— Бьюсь об заклад, это берберский корабль! Мучительное ожидание длилось еще час, пока впередсмотрящий не подтвердил догадку моряка:
— Красный флаг, два скрещенных ятагана… алжирские пираты!
— Барбаросса? — спросил Джованни.
— Нет, его флагманский корабль, «Алжирьен», плавает под красным стягом с тремя серебряными полумесяцами. Должно быть, это один из его капитанов.
— Что же мы будем делать? — осведомился Эмануил.
— Ничего. Или попытаемся уйти, если каким-то чудом поднимется ветер!
— Разве мы не сразимся с пиратами? — удивился Джованни.
— Бессмысленно. У них по меньшей мере двадцать пушек и более сотни закаленных бойцов, а наш корабль безоружен, и на нем только паломники и матросы, у которых нет опыта сражений.