На втором этаже, на том же уровне, что и церковь с клуатром, были кухня, трапезная, скрипторий — комната для переписки рукописей, — лазарет и иконописная мастерская. На самом верхнем этаже располагались дормитории — общие спальни монахов, отхожие места, а также кельи аббата и приора.
Дон Сальваторе с готовностью признал, что нарушил устав, позволив лежачему больному остаться в монастырских стенах. Состояние незнакомца чрезвычайно тяжелое и требует ухода, который можно получить только в лазарете. Он напомнил братии, что, согласно одной из заповедей основателя их ордена, милосердие — высшая добродетель, которую нельзя нарушать, даже если приходится поступать вопреки обычным правилам.
Доводы приора почти никого не убедили, однако аббат отсутствовал, и монахам ничего не оставалось, как подчиниться.
Над монастырем опустилась ночь. После вечерней службы монахи поднялись в дормитории, а дон Сальваторе — в свою скромную келью.
Приор отличался крепким сложением, правильными чертами лица и красивыми голубыми глазами. Он принял постриг в семнадцать лет и за долгие годы учения стал мастером богословия и подлинным знатоком Священного Писания. За последние десять лет дона Сальваторе трижды избирали приором монастыря Сан-Джованни в Венери, и в отсутствие аббата он самостоятельно принимал все важные решения. Деликатный и скромный, дон Сальваторе был полной противоположностью старому дону Теодоро, пожизненному аббату, высокомерному и резкому.
Этой ночью дона Сальваторе грызла тревога. Он не верил в россказни крестьян о колдовстве и одержимости дьяволом, но все же в глубине души его мучило предчувствие, что незнакомец доставит немало хлопот.
Еще не рассвело, когда брат Гаспаро изо всей силы принялся колотить кулаком в дверь кельи.
— Скорее, дон Сальваторе!
— Что случилось? — спросил приор, спешно надев наплечник и приоткрыв дверь.
— В лазарете произошло нечто странное! Там горит свет, комната закрыта изнутри, а из-под двери течет кровь!
По дороге к лазарету брат Гаспаро продолжил рассказ:
— Я встал перед заутреней, чтобы перевязать рану незнакомца. В комнате горел свет, и это меня удивило. Еще больше поразило то, что дверь оказалась запертой изнутри. Я попробовал ее открыть, но так и не смог. Вдруг я почувствовал, как что-то теплое течет по моим сандалиям. Как только я понял, что это кровь, то сразу же побежал к вам. Там кровищи, словно быка зарезали!
— Кто оставался ночью в лазарете?
— Только незнакомец.
К этому времени монахи дошли до лазарета, и брат Гаспаро поднес факел к нижнему краю закрытой двери. Когда приор увидел лужу крови, растекшуюся под ногами, его едва не вырвало. Все же он сдержался и кивнул брату Гаспаро, чтобы тот помог выломать дверь. Вскоре небольшая задвижка поддалась, дверь распахнулась настежь, и перед монахами предстала кошмарная сцена.
Незнакомец с раздувшимся лицом лежал на полу, раскинув руки, из раны на боку струилась кровь. Чуть поодаль в луже крови лежало другое тело.
— О господи! — воскликнул приор. — Это же брат Модесто! Он…
— Его выпотрошили, — дрожащим голосом закончил брат Гаспаро, показывая на острый инструмент рядом с раненым. — Вспороли живот ланцетом, который я здесь оставил.
— Что произошло? Кто осмелился совершить столь ужасное преступление?
— А куда делся убийца? — испуганно спросил брат Гаспаро. — Дверь была заперта изнутри…
— Верно, — согласился приор, схватив кочергу.
Он знаком приказал брату Гаспаро заглянуть в шкаф, единственное место, куда мог бы спрятаться человек. Сердце монаха зашлось от страха, когда он рывком открыл дверцу. Увидев, что шкаф пуст, приор и брат Гаспар обменялись недоуменными взглядами. Дон Сальваторе посмотрел вверх, на два отверстия в потолке, но в них не смог бы протиснуться даже ребенок, не говоря уже о взрослом человеке. Оставался еще один путь к бегству — через камин. Убийца, должно быть, спустил веревку через трубу. Монахи осветили факелами устье, однако, к своему большому удивлению, ничего не обнаружили — ни следов сажи на полу, ни отметин на стене.
— Ничего не понимаю, — произнес приор, проведя рукой по дымоходу. — Если бы кто-нибудь проник в комнату через трубу, здесь бы остались следы.
— Это… это дело рук дьявола! — взволнованно прошептал брат Гаспаро.
Приору невольно вспомнилось предостережение селян.
— Нельзя, чтобы тела остались лежать здесь. И убийца еще, наверное, где-то в монастыре… Скоро пробьет колокол к заутрене, так что нам нужно…
— Он дышит! — неожиданно воскликнул дон Гаспаро, наклонившись над незнакомцем. — Если он потерял не слишком много крови и мне удастся закрыть рану, у него есть шанс выжить!
Приор помог положить раненого на кровать и, пока брат Гаспаро делал все возможное, чтобы спасти жизнь юноши, постарался придать телу брата Модесто пристойный вид. Когда раздался призывный звон колокола, он оставил дрожащего от страха брата Гаспаро и поспешил через клуатр к церкви, чтобы отслужить заутреню.
Когда служба закончилась, дон Сальваторе собрал монахов в общей зале и поведал о трагическом ночном происшествии, не упомянув, однако, что дверь лазарета была заперта изнутри. Ему не хотелось, чтобы братию охватил панический страх перед необъяснимым.
Потрясенные монахи смотрели друг на друга. Кто мог совершить столь тяжкое преступление против одного из них и вдобавок попытаться убить таинственного незнакомца? Что понадобилось брату Модесто в лазарете среди ночи? Может, его убили в другом месте и лишь потом перенесли тело в лазарет? Монахи обсуждали эти вопросы целый день. Чтобы избежать скандала в отсутствие отца-настоятеля, дон Сальваторе попросил держать в секрете трагические обстоятельства смерти брата Модесто и говорить всем посторонним, что тот погиб случайно.