Пророчество Луны - Страница 106

106

Юноша уснул под утро. Когда проснулся, солнце стояло уже высоко. Джованни ощущал необыкновенную легкость на сердце и потому, когда мылся, начал напевать калабрийскую песню. Он не пел с тех пор, как покинул Венецию. Юноша спустился во внутренний дворик для прислуги и встретил там Сару, которая, увидев Джованни, весело рассмеялась. Джованни, даже не понимая причины ее смеха, тоже расхохотался. Затем прошел в комнату, где работал Малек. Заметив его, управляющий улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами.

— Наконец-то! Вот это сон! Ты, должно быть, очень устал!

— Я только что услышал призыв муэдзина к молитве; судя по положению солнца, сейчас уже полдень. Да, я был совершенно без сил, но сейчас чувствую себя превосходно!

— Немудрено, ведь ты здесь с позавчерашнего дня! Проспал две ночи и день, в общей сложности около полутора суток.

Джованни удивленно посмотрел на Малека. Тот расхохотался.

— Ничего страшного! Но вчера я раз пять посылал Сару в твою комнату, чтобы удостовериться, что ты еще жив и никуда не сбежал!

— Милостью Божьей я жив и не собираюсь покидать этот дом. Правда, умираю от голода!

— Тогда иди и поешь. Хозяин попросил передать, что ты можешь сколько угодно гулять по дому и саду. Однако пока лучше не выходить в город — будет плохо, если тебя узнают.

Насытившись и утолив жажду, Джованни вышел в сад. Красота этого места поразила его еще больше, чем прежде. Журчание ручейков смешивалось с пением птиц, а в воздухе витал аромат цветов и водных растений. Джованни сел на каменную скамью в тени развесистой чинары и закрыл глаза.

— Спасибо, — произнес он, ни к кому не обращаясь.

Ему ответил тихий голос, и от неожиданности юноша вздрогнул.

— Самая совершенная молитва.

Джованни открыл глаза. Перед ним стояла Есфирь. На ней было длинное голубое платье из легкой ткани и прозрачная желтая накидка, которая наполовину скрывала волосы и ниспадала на спину и плечи девушки. Есфирь не отличалась высоким ростом, но из-за стройной, хрупкой фигуры казалась выше, чем на самом деле.

— Надеюсь, я не помешала вашим молитвам? — с улыбкой спросила она.

Джованни встал и улыбнулся в ответ.

— Нет, я не молился, — произнес он, немного помолчал и продолжил: — Не знаю, как вас благодарить. Без вас…

Есфирь приложила к его губам палец.

— Ш-ш-ш. Вы видели десять фонтанов?

— Нет.

— Тогда пойдемте, погуляем по саду. Отец создавал его больше двадцати лет, и в нем заложен особый символизм.

— А почему фонтанов десять? — спросил Джованни.

— Они соответствуют десяти сефиротам каббалы. С самого начала иудаизм испытывал интеллектуальное влияние мистицизма, который пытается постичь значение Божественности через символическое прочтение Священного Писания. Теософская каббала прежде всего основывается на двадцати двух буквах еврейского алфавита. У каждой буквы есть несколько символических значений, а также числовое выражение. Сочетая и интерпретируя символы и священные числа, мы можем постичь тайный смысл Торы и найти скрытое значение, которое гораздо глубже того, которое возникает при буквальном прочтении.

— Скрытое значение, — повторил Джованни.

Есфирь остановилась и взглянула на него.

— Моя жизнь беспорядочна, а порой тяжела, но мне выпало счастье почти четыре года быть учеником великого философа, и почти столько же времени я прожил в монастыре на Крите. Я научился раскрывать глаза разума и когда-то испытывал мистическое единение с Богом. Как давно это было!

— Мне почти ничего не известно о вашей жизни, Джованни. Я знаю, на вашу долю выпало немало злоключений, но если Господь испытывает чье-то сердце, значит, на это есть причина. Может, ваша жизнь была тяжелой, но не беспорядочной. Не сомневаюсь, когда-нибудь вы поймете ее истинное значение.

— Я тоже так думал, — признался Джованни, — но сейчас сомневаюсь…

Молодые люди молча и неторопливо брели по дорожкам сада. Первой заговорила Есфирь.

— Один мудрец как-то сказал, что человек, который никогда не ведал темноты сомнений, не может по-настоящему достичь света истинной веры.

— А вы, Есфирь? Вы когда-нибудь сомневались в существовании Бога?

— Да. Когда скончалась мама, мое сердце опустело, и вера моя умерла. Я не могла молиться, мне становилось плохо лишь при одной мысли о Боге. Так продолжалось несколько лет.

— Ваш отец испытывал то же самое?

— Для отца это было страшным горем, но он никогда не терял веры. Он уважал мою точку зрения и никогда не пытался меня переубедить или заставить что-либо сделать. Я часами оплакивала смерть мамы. И проклинала Бога.

Джованни вспомнил, как сам в пещере роптал на Господа.

— Я изливала на Него весь мой гнев. Пока однажды утром не проснулась и не поняла, что я Его простила.

— Простила Бога?

— Да, простила Бога, — ответила Есфирь спокойно. — Обычно мы считаем, что надо прощать людей. Но когда жизнь причиняет нам боль, мы сердимся на Господа, и, так как Он и есть жизнь, Его и надо простить.

Джованни застыл. Слова девушки напомнили ему о собственных испытаниях. Неожиданно он подумал, что ему никогда не приходило в голову, что он может простить Бога. Он только поквитался с Ним самым жестоким образом — решил, что Бога нет.

— И вы вновь обрели веру? — спросил Джованни, стараясь унять сумятицу в мыслях.

— Да, но это уже не была простая, прекрасная и беззаботная вера ребенка. Она изменилась, и Бог стал более таинственным и непостижимым для разума, но в то же время ближе моему сердцу. В каждый миг жизни я чувствую Его присутствие, но теперь не могу найти слов, чтобы говорить о Нем. Мои личные переживания привели меня в самое сердце учения каббалы.

106